После возвращения Эдварда я не думала, что что-то может показаться мне тяжелее, чем те долгие месяцы без него.
Без него я была пуста и безжизненна. Я просто ничего не хотела.
Сейчас я хотела так много всего одновременно. И кое-то было из того, что мне никогда не стоило бы желать. Желания раздирали меня на клочки, как прайд львов раздирает принесенную львицами добычу. Я хотела быть с Эдвардом каждую минуту своей жизни. Хотела проводить с ним каждое мгновение своего существования. Я хотела бы как раньше, просто и легко общаться с Джейкобом, но каждая наша встреча заканчивалась ссорой и руганью. Я хотела решить все между нами, но наши решения никак не хотели совпадать.
Ежедневные встречи с Эдвардом у него дома были лучшим, что сейчас происходило в моей жизни. Весь день я ждала только этого — возможности снова увидеть его, прижаться к холодному, спасительному мрамору его груди и просто слушать, как он играет. Мне не нужно было никуда выходить, не нужно было ничего кроме этого уединенного тихого счастья, но Эдвард настоял, чтобы в один из выходных мы поехали в кинотеатр. Я битый час отговаривала его, ещё больше уточняла, уверен ли он в себе. А потом убеждала, что раз он уверен, то и я тоже. Я действительно была уверена в нем. С первого дня, когда я не выдержала и заставила Элис привезти меня к ним. С того момента, как он впервые сделал осторожный вдох, глядя на меня горящими алым огнем глазами. С нашего первого робкого поцелуя.
— Ой, как холодно, — шутливо пожаловалась я, торопливо забираясь в салон и всего на миг касаясь губ Эдварда.
— Сейчас согреешься, принцесса, — я скептически скривилась в ответ на его смех и высокий титул, присвоенный так опрометчиво. — Машина прогрета, я включил обогреватель, сразу как выехал из дома.
— Ух, ты, — притворно восхитилась я, — то есть ты хочешь сказать, что он работает уже целых пять минут?
Эдвард закатил глаза, прекрасно понимая причину моего сарказма, но я продолжала строжиться сквозь улыбку.
— Белла, не преувеличивай, я вовсе не так быстро езжу.
— Ну да, конечно, — я подняла руку в примирительно жесте, тихо охнув, когда Эдвард перехватил мою руку припав к ней носом и губами.
Маленькие искорки прошлись по телу, сгоняя волну дрожи от холода, который был в машине. Оставляя после себя лишь мягкое, неуверенное тепло и волнительное покалывание. Я знала, что это значит. Но я знала, что значит «нельзя». Я выучила это слово слишком хорошо за последнее время, чтобы не пытаться сейчас добиться большего.
— Так вот, — продолжила издеваться я, как только смогла снова говорить — ты водишь очень спокойно и аккуратно, а еще, ты иногда, правда не часто, смотришь на дорогу…
— Все-все, каюсь. Больше не буду отвлекаться.
— Вот и не отвлекайся, — со вздохом облегчения, радостно отозвалась я.
Вождение Эдварда было камнем преткновения между нами на протяжении всего времени, что я его знала. Исключением был только тот краткий период, когда он был человеком. Хотя и тогда он проявлял поразительную для смертного тягу к приключениям. Я не хотела, чтобы он рисковал собой. Даже сейчас. Ни собой, ни случайными водителями и пассажирами на дороге, которые точно не смогут уцелеть после ДТП на такой скорости, как водит Эдвард.
От мыслей о вождении меня отвлек пейзаж за окном. Поняв мое настроение, Эдвард не гнал, и я могла видеть в бледно-розовом свете заходящего солнца красивые узоры снега. Он совсем недавно лег шапочками на деревья, припорошил кусты и спрятал все овраги под белым ковром. Диковинный вальс снежинок красиво ложился на тихую мелодию клавиш из динамиков автомобиля.
— Эдвард, останови машину, пожалуйста. — тихо попросила я — Посмотри, какая сказка вокруг. Я хочу выйти на улицу, вдохнуть ее.
— А ты не замерзнешь?
— Не замерзну, — я оторвала взгляд от снежинок и ласково заверила Эдварда. — Ты меня согреешь.
— Обязательно. Мои холодные объятия прекрасно согревают. — скептицизм так и слышался в его голосе, но я ответила на него серьезным и внимательным взглядом.
— Твои холодные объятия – нет, — тихо и строго отозвалась я, — а вот твои горячие поцелуи — да. Пойдем, подышим снегом.
Эдвард обреченно вздохнул, но все-таки вышел, открывая мне дверцу:
— Пойдем.
Эта зима a Форксе была для меня совершенно другой.
Она не пугала меня своим холодом, своим пронизывающим ветром своим снегом и дождем. Я не ощущала этого холода, только приятную прохладу тела Эдварда и жар от его поцелуев. Ветер больше не срывал с меня капюшон, не лишал опоры под ногами, только легко трепал волосы, опьяняя запахом осеннего чуть морозного леса и замирающей зелени. Дождь казался мелочью.
Я наслаждалась этой зимой, каждым её морозным утром, каждым снегом. Я знала, что это моя последняя зима, какой я привыкла её видеть. Я запоминала её.
Крепкие руки заботливым кольцом окружили меня, прижимая к Эдварду. Я улыбнулась. Падающие снежинки сверху, словно одним одеялом укрывая нас двоих. Но лишь на Эдварде они оставались нетронутыми, прекращаясь в капли на моей одежде, волосах и ладонях. Я мягко обняла его ладонь своей, поднимая к глазам. Удивительно ровные, правильные, гармоничной формы снежинки нетронутыми кристаллами невиданной красоты сияли на его мраморной коже.
— Как красиво, — голос опустился до шепота, боясь разрушить великолепное мгновение.
— Красиво, — Эдвард ещё крепче обнял меня, притягивая к себе и я невольно зажмурилась, чувствуя на намокших от снега волосах его подбородок.
Мне казалось в тот момент, что вся вселенная сосредоточена в нас двоих, в этом пейзаже, расстелившемся перед нами, в этой природе. В его руках, губах и дыхании, согревающих меня. В его присутствии в моей жизни. Но мы были не одни. Тишину мерного движения снежинок разорвал сначала громкий противный треск мотоциклов, а потом и окрик.
— Эй, парень, прикурить не найдется?
— Нет, — ответ Эдварда был слишком холоден для привычного вежливого и я не могла понять причины.
— Ох, какая куколка, — один из парней по-хозяйски облокотился на «Вольво» Эдварда, но отчего-то пристально смотрел на меня — Дашь прокатиться? — его взгляд метнулся к Эдварду и я смогла сделать спокойный вдох.
— И мне тоже, — подал голос коренастый мальчишка в кожаной куртке.
— И мне, — присоединился его друг.
— Ну, ты и дурак, Стивен, — осклабился, рыжий парень до этого стоявший молча. — На фига тебе его тачка? Лучше посмотри вот на эту куколку, — парень ткнул пальцем в мою сторону и я зло свела брови, поджав губы.
— А я про нее и говорю, — обрадовался главный. — Все прокатимся, по очереди... А можно и вместе. Наш друг согласен. Я с ним договорился.
Волна нестерпимого ужаса и отвращения прокатилась по моему лицу и телу, заставляя вздрогнуть. Если когда-то давно, в Порт-Анжелисе, я ещё не знала, чем чреваты подобные столкновения и была достаточно наивна. Но теперь я все понимала. И теперь при одной только мысли о том, что эти парни могли бы сделать, меня захлестывали отчаянье и ненависть. Но я знала, что со мной Эдвард. Я не смела сомневаться в нем. Я знала, что с ним я защищена ото всего — включая случайное падение метеорита. Оставалось только надеяться, чтобы все разрешилось так же мирно как тогда, когда Эдвард впервые спас меня от банды...
Но один из парней сделал шаг вперед и хлопнул Эдварда по плечу.
Все, что происходило дальше, было слишком быстро для моего взгляда. Я не сразу поняла, как оказалась за спиной у Эдварда, тяжело дыша и испуганно оглядываясь. Обернулась и увидела его, когда небольшую опушку разодрал в клочья крик боли и на белоснежном ковре медленно нарисовался узор из красных капель и струй. В свежем морозном воздухе зазвенел запах солоноватой, ржавой меди, и я торопливо зажала лицо ладонью, в отвращении скривив лицо.
И замерла с ладонями у лица, глядя на неожиданно замеревшего на месте, застывшего как изваяние Эдварда. Двигались лишь его рука и лицо. Все тело подобно стальному тросу, держащему мост, застыло в напряжении, когда он медленно и со вкусом облизал собственную ладонь, залитую кровью паренька. Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами, почти не дыша. Мое сердце отбивало бешеный ритм страшной смертельной песни, словно метроном истерическим всхлипам жертвы Эдварда.
Нет. Нет, Эдвард.
Ужас сменился жестокой серьезной уверенностью. Почти озлобленной. Я не позволю Эдварду сделать это. Я не позволю ему из-за меня рушить свои принципы, которых он придерживался годами. Я не стану причиной его ошибки! Я не позволю ему этого сделать. Он не такой. Он самый добрый, самый заботливый и нежный, самый бескорыстный кого я знала. Он всегда был и будет таким. Из-за каких-то недалеких парней я не позволю ему изменить себе.
Нет.
— Эдвард. — я успела только окликнуть его, когда кто-то схватил меня за локти, а шее стало неожиданно холодно... и остро. Я нервно сглотнула, и на миг холодное железо почувствовалось отчетливее, заставляя меня дышать мелко и аккуратно, чтобы лезвие ни за что не поранило тонкую кожу. Чтобы ни одна капля моей крови не пошатнула и без того опасное состояние Эдварда.
— Предлагаю меняться, — голос дрожал, вместе с дыханием парня обдавая мой затылок паром, — я тебе девчонку, ты мне Боба...
— Идет, — Эдвард согласился не глядя и я почти улыбнулась ему.
Эдвард шагнул вперед, жестко пнув вперед ближайшего парня, скорчившегося на алом снегу. А потом холод у моей шеи исчез, а меня словно куклу кинуло вперед. Прежде чем я упала в снег, на мне сомкнулись холодные, жесткие объятия без единого признака нежности.
— Эдвард. — я тихо позвала его по имени, сиплым шепотом выдергивая из ужаса этой кровавой драки, возвращая к разумности взгляд его мутноватых глаз, и прижалась к его груди, мягко положив щеку на накалившуюся кожу его куртки.
Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо, я это знала. Нужно было только выдернуть его из этого состояния, вернуть к реальности. Только на миг, но вернуть осознанное понимание происходящего. Пробудить в нем уснувшего человека, уступившего место неразговорчивому, холодному и сильному хищнику.
Сердце в моей груди продолжало отстукивать ритм тамтамов.
— Эдвард, я люблю тебя, — я подняла на него взгляд, ища понимания в его пылающих глазах. — Ты не убийца! — я цеплялась за искорку разума, прячущуюся где-то за всполохами хищного и неконтролируемого пламени.
Ты не убийца, Эдвард. Я ведь знаю это. И ты должен это знать. Должен вспомнить!..
Меня подхватило в воздух, и обдало ледяным острым ветром, прежде чем успела сказать ещё хоть слово. Не знаю, сколько длился этот бег. Бегство. Я знала, что Эдвард уже однажды убегал так. Но теперь он был не один. Теперь ему не придется мучиться одному. Он не будет страдать понапрасну. И он ничего не сделал ужасного. Они все останутся живы, я была уверена. И эти парни будут достаточно умны, чтобы не связываться с полицией. Все обойдется. Их раны — мелочь, он никого не тронул. Я знала, что сейчас все будет хорошо. Я была уверена, что как только Эдвард сочтет возможным остановиться, я смогу убедить его в том, что все хорошо. Я смогу заставить его поверить в себя. Я верю в него.
Но я не знала, как долго ещё смогу терпеть этот ледяной ветер. Я — могла терпеть сколько потребуется. Но не мое тело. Слабое человечное тело, которое доставляло столько неудобства мне и Эдварду. Которое причиняло нам столько проблем. Вот и сейчас, против моей воли оно дрожало, выдавая себя. Я не чувствовала холода, только холодную сосредоточенность на желании остановить безумие Эдварда.
— Закрой глаза, — неожиданно бросил он, и ветер в ушах стал резким до боли.
Все кончилось очень быстро. Всего несколько секунд, я не успела начать бояться. Не успела закружиться голова. А я уже стояла внутри небольшого домика, озираясь и обнимая себя в тщетной попытке согреться.
— Что это? — сиплым шепотом спросила я.
— Дом. Карлайла, — обрывисто бросил мне Эдвард, и я поняла, что ему трудно говорить.
Что он старается не вдыхать, что он боится себя, боится причинить мне вред. Но я была уверена, что теперь мне ничего не угрожает. Что в этом темном, холодном и сухом доме, наедине я не должна его бояться. Что он единственный кому я могу доверять. И он должен знать, что я доверяю. Что я не сомневаюсь в нем. Никогда не сомневалась.
Я испугано сжалась, закрыв глаза, когда послышался треск деревья, сминаемого мраморными пальцами. Снова, снова, снова... Я не могла понять, зачем он это делает. Возможно, чтобы дать выход всей той злости, которая накопилась на опушке, которую он сдержал, не дав себе зайти дальше. Но только когда мои прикрытые веки окрасил неяркий, но нарастающий переливчатый свет огня, я смогла посмотреть на него.
— Грейся, — Эдвард одним движением подтолкнул меня к камину, где трещали доски.
Я робко протянула руки, тепло жадно обволокло их, согревая до боли. Приложив на время ладошки к ушам и щекам, я села на ковер рядом с камином, подаваясь навстречу теплу. От резкого контраста было только хуже. Тепло казалось обжигающим, меня все ещё трясло. Я старалась не обращать на это внимание и почти улыбалась. Но Эдварду не было довольно этого, и он стянул с себя куртку и пуловер. Нагретая за несколько мгновений у огня, шерсть укрыла мои плечи. Ладони я спрятала, сунув в концы рукавов. Спустя какое-то время мороз на моем лице начал сходить на нет. На поверхности кожи уже играл легкий жар, когда я услышала странный звук...
Эдвард стоял, вжавшись в стену и впившись пальцами в камни её кладки, закрыв глаза, с мученической маской на лице. Он снова истязал себя напрасно. Снова заставлял мое сердце испуганно дрожать при единой мысли о том, как больно ему сейчас. Как тяжело ему. И как обидно, что все это снова происходит по моей вине.
Скинув свитер на пол, я торопливо подошла к Эдварду, нежно улыбаясь его лицу. Даже в гримасе ужаса оно было прекрасно. Даже сейчас, его черты были ровнее, изящнее и привлекательнее самого изысканного портрета. Я любила каждую черточку в нем. Каждую линию этого строгого ангельского лица. Высокий лоб, спрятанный под спутанными прядями челки, ровный нос, четкие мужественные скулы и великолепные губы... Я мягко, но настойчиво накрыла их своими.
— Не надо, — он шептал с болью, едва размыкая губы, словно боясь, что сделает что-то не то. Или я сделаю.
Я нежно улыбнулась его испугу, забирая его. Уничтожая своей уверенностью и любовью. Запирая его страх где-нибудь далеко, там где он нам не помешает.
— Все в порядке, Эдвард, — руки мягко скользнули по его обнаженной груди, скользнули по шее, запутались в волосах. Прижимая свое тело к телу Эдварда, я снова приблизилась к его лицу, скользнув языком по его мраморным губам.
И неожиданно он ответил. Ответил как никогда раньше. С такой силой и страстью, что меня мгновенно взорвало от желания. Глубокий, чувственный, неудержимый, этот поцелуй был желанным. Тем, о котором я мечтала вот уже месяцы. Я жадно приняла его, отвечая тем же.
А потом в мою спину ударилась стена. С нечеловеческой быстротой и силой. Раньше Эдвард никогда не позволял себе подобного со мной. Он не позволял своим нечеловеческим способностям проявляться в наших ласках. Но сейчас каждое его движение было иным. Хищным, жадны, требовательным. Он пользовался своим преимуществом. Он не играл в нежность или рыцарское завоевание. Он просто брал то, что ему принадлежало. И я не была против. Даже лишенная возможности ласкать его руками — они незаметно для меня оказались сжатыми в его хватке над головой — я могла отвечать ему. Я могла целовать его так сильно как могла, так долго пока хватало дыхания. И даже больше.
Я боялась только одного... сейчас это кончится. Сейчас он одумается, как это всегда бывало, и оставит меня томиться в этом лавовом жаре в одиночестве. Прятать этот огонь, усмирять его, не давая выход желанию. Снова и снова мучиться от нестерпимого адского пламени, которому не суждено перерасти в приятное томление догорающих углей наслаждения.
Но все было иначе. Огонь медленными волнами накатывающий на меня не утихал. И Эдвард... не собирался останавливаться. Его руки беззастенчиво и резко рванули ткань на моей груди, и дышать стало легче.
Всего на секунду.
А потом волна дрожи сотрясла тело от холодного, мраморного прикосновения к разгоряченной груди. В припадке безумного желания я прикусила его язык, требовательно углубляя поцелуй. Но не смогла продолжить, запрокидывая голову на стану, от новой волны искрящегося тока, прошедшего по телу. Мученический стон сорвался с губ против моей воли.
Мне хотелось накричать на Эдварда, чтобы он не останавливался.
Руки почувствовали неожиданную свободу.
Искрящиеся прикосновения прошлись по груди, поднимаясь выше, к шее. Тело билось в конвульсиях под его руками. Не слушалось меня.
Я хотела столько всего сразу.
Я хотела целовать его, я хотела обнимать его, я хотела прижиматься к его груди, я хотела быть смятой в его объятиях, я хотела снова почувствовать его в себе. Мне казалось теперь, что Эдвард слышит мои мысли. Чувствует мои желания. Что его руки созданы, чтобы ласкать меня. Что мое тело — полностью подчинено ему.
Оно и было.
Оно судорожно, требовательно шло на встречу его рукам, заставляя меня кусать губы и сдерживать неконтролируемый, жалобный крик.
Было слишком жарко. Слишком горячее и слишком напряженно. Мое тело, слабое и человечное, не могло вместить все то ощущение, что вызывали во мне движения его пальцев. Оно разрывалось от нестерпимого желания. Я знала, что больше не выдержу. Что сейчас я не смогу остановиться. Что я не хочу этого. Что если я не получу его, если я не почувствую это наслаждение, меня взорвет от боли.
Мои руки были слабы, лихорадочны, но настойчивы. Я уже боролась с молнией на его джинсах, когда Эдвард сам избавил себя от них вместе с другими остатками одежды.
Снова сминая меня, снова вжимая в стену, снова заставляя одним движением ладони застонать от распиравшего меня огненного жара.
Закусить губу до боли, чтобы найти в себе силы...
Чтобы взять инициативу в свои руки. Требовательно распаляя жар в мраморном холодном теле Эдварда, не давая ему шанса отступить теперь. И торжествующе улыбнуться, когда на пол полетели мои куртка, рубашка. А поверх них и я сама. Теплом камина обдало обнаженные бедра. Но это тепло было ничтожно в сравнении с жаром, который поднялся к груди и тугим, все увеличивающимся, комком опустился в низ живота, когда наши тела встретились. Я не дала ему уйти от этой близости, когда Эдвард вдруг поднялся на руках, внимательно глядя в мое лицо. Обхватив его ногами, я сама соединила наши тела, подаваясь навстречу его плоти.
Жар новой волной, как круги на воде, разошелся по телу.
Но был всего один круг.
Ничего не случилось дальше.
Сосредоточенное лицо Эдварда, все ещё смотрело в мое лицо, не реагируя на нашу близость. В его грязно-бордовых глазах плясали, отражаясь как в стекле, языки пламени из камина. Пустой и холодный взгляд был сосредоточен на моем лице и моей... шее.
Это отрезвляло мгновенно.
Этот пустой, стеклянный и в месте с тем сосредоточенный хищный взгляд. Словно ждущий от жертвы одной единственной ошибки, одного промаха, оного неверного шага. Готовый расправиться с беззащитной жертвой. Я не шелохнулась. Я не перестала обнимать его, удерживая в ладонях его лицо и шею, не потыкалась прервать нашу близость. Я смотрела в его глаза, уверенно и спокойно, насколько хватало сил.
Нет.
Я не успела сказать тебе этого там, в лесу, где белый ковер окрасился багровым узором. Не успела объяснить тебе, напомнить, какой ты на самом деле. Я не успела сказать, как ценю в тебе это. Я не успела сказать, что ты не хищник, что ты не животное. Что ты никогда им ни был и никогда не станешь. Ни по моей вине, ни по вине шайки каких-то идиотов...
Нет, не надо... Тебе это не надо, Эдвард.
Ты никогда не был таким. Ты самый добрый, нежный, ласковый, любящий и самоотверженный
человек, которого я знаю. Человек, Эдвард. Ты всегда был им, не важно как ты питаешься и двигаешься. Ты умеешь любить. Ты не можешь быть монстром.
Нет, Эдвард...